Юрий Алексеевич, отвлёкшись от своих мыслей и обрадовавшись её приходу, хотел тут же обнять её, но Анюта с улыбкой отстранила его руки.
- Подожди, подожди, - прошептала она, протягивая к нему кружку, над которой витала струйка пара.
- Что это? – Поинтересовался Юрий.
- Это настой хвои, пей. Ты ведь ничего не ел сегодня, пей! – Настойчиво проговорила она.
Учитель обхватил горячую кружку руками, с наслаждением принимая это тепло. От напитка исходил приторно-смолистый запах. Юрий отхлебнул. Напиток показался ему очень горьким.
- Это совсем невкусно, - поморщившись, проговорил, -- это пьют дети?
- Конечно, - ответила Анюта, - мы детям и завариваем, хоть как-то даёт ощущение сытости, да и полезно от простуд. А из чего ещё делать чай?
Они уселись на лавочку; Анюта радостно-заговорщицки сообщила:
- Смотри, что я тебе принесла!
И она достала половину конфеты, которые Юрий Алексеевич видел, как давали детям. Он не ел второй день, и конечно чувство голода его неимоверно изводило, но съесть сейчас ему, здоровому мужик, в блокадном городе полконфеты для него показалось страшным преступлением.
- А ты ела?
- Я одну часть сама съела, а это тебе. Всем сотрудникам по конфете выдали.
- Слушай, Анюта, перестань, - отвёл он её руку с протянутой конфетой, - съешь сама, что ты со мной, как с маленьким.
- Я уже съела половину… - стала отнекиваться Анюта.
- И что?
- Так у меня получится целая конфета! – Продолжала удивляться она.
- И что?
- Так это же больше, чем у детей!
Учителя удивил такой поворот логики, но он не сдавался: съешь и всё.
- У нас в саду девочка есть одна Тонечка, отдам при случае, - сказала Анюта, пряча конфетку в карман.
- Тогда пей, - протянул он ей кружку.
- Я пила…
- Пей ещё, чтоб не болеть…
Анюта заулыбалась, сделала несколько глотков напитка.
- А знаешь, - заговорила она, - я и до твоих рассказов знала, что здесь будет свет. Включат везде фонари, построят новые красивые дома, люди будут работать и приходить вечерами в тепло своих квартир, и покупать к чаю торт…Ты знаешь, Юра, это такое счастье принести домой торт, а тебя там ждут! Понимаешь? Просто принести домой торт! И пить чай с родными. И кажется больше этого ничего не может быть; никакие богатства мира не могут быть больше этого. А у меня, Юра, никогда не будет ни торта, ни вечернего чая, ни мамы с Володькой…
Анюта упала ему на грудь и заплакала, тихо, еле слышно, но так отчаянно и больно. Учитель гладил её волосы, плечи и молчал; что он мог ей сказать, чем утешить? У него самого душа выворачивалась наизнанку…
Глава 4
Глава 4.
Вечерело. Налётов за сегодняшний день не случилось, поэтому все с тревогой ждали ночи. Детей наискосок через двор воспитательницы и нянечки перенесли в бомбоубежище заранее, так распорядилась Мария Николаевна. И, как оказалось впоследствии, не напрасно. Там их и принялись укладывать спать.
Мария Николаевна дала Юрию задание принести бочок с кипячёной водой детям на ночь, а Анне проконтролировать и помочь.
Кухня располагалась на первом этаже и выходила двумя большими зашторенными сейчас окнами на проспект. Зайдя за бочком, Юрий и Аня увидели няню Ольгу Никитичну, суетившуюся на кухне. Их появление женщину застало в врасплох и напрягло. Она, только что, чем-то бурно занимавшись, застыла у стола, не решаясь выйти. Аня ей кивнула и указала физику на невысокий алюминиевый бочок. Взгляд Юрия скользнул по столу, стоящему рядом приоткрытому шкафу, нянечке…
- У неё конфеты, - шепнул он Анне.
- Что? – Не поняла она.
Ольга побледнела, руки в карманах мелко задрожали. На ней под белым расстёгнутым халатом была пёстрая вязаная кофта с карманами.
Аня сделала шаг в её сторону, молча, лишь взглядом спрашивая:
- Правда? Ольга Никитична, правда?
Аня знала и понимала всё: голод, страшный голод, дома у Ольги четверо детей школьного возраста. Аня понимала её материнское сердце, и её желание вытащить их из смертельных голодных оков, платя за это и своей совестью, и своим страхом. Но также Аня знала, и про детей здесь, измученных, выжатых. И Ольга этих детей любила, жалела, как своих, но не понимала, где расставить грани, что согнуть, сломать вперёд – материнскую или человеческую сущность.
Они стояли друг на против друга в заснеженном Ленинграде и не находили правды.
- Это подло…- шептал взгляд Ани.
- Я знаю, - отвечали Ольгины глаза, - но не могу по-другому
- Я не скажу… - беззвучно отвечала Аня.
- Я не могу… - потекли по Ольгиным морщинистым щекам слёзы. Она достала из карманов конфеты, сжатые в кулаки.
Грохот раздался с такой силой, что стало очень больно в ушах, то всему телу пробежала волна крупной неприятной дрожи. В кухне с скрежетом рухнули стёкла, обнажая два огромных проёма на улицу. Юрий метнулся, оттолкнул Аню вглубь кухни, закрывая собой. Через широкий проспект на той стороне улицы было видно, что фугасная бомба попала в центр жилого дома, и из пробоины вверх взвилось чёрное облако, взвивая снег и осколки строений. С рядом стоящего одноэтажного дома взрывная волна подняла крышу, щепками бросив её обратно. Дома, рассыпаясь, сползали вниз.
Ольга Никитична, не меняя позы, смотрела вдаль в оконную выбоину остекленелыми нечеловеческими глазами. Аня, отстранняя Юрия, подбежала к ней. Что-то происходило помимо взрыва, чего физик понять не мог, какие-то негласные недоходящие до него события.
- Что? – Прокричал он, не понимая, отчего страх окутывал еще с большей силой, - что?
- Там её дети, - Анины слова упали тяжёлыми серыми булыжниками.
Юрию почудилось, что он сходит с ума, не может быть этого всего в мире, человек не в состоянии это выдержать. Он хотел что-то закричать, или побежать, но тут Ольга, так и не отводя взгляд от рассеивающихся чёрных клубов вдали над домами, разжала обе ладони, конфеты в ярко-голубой, с тонкими белыми полосочками обёртке, завёрнутые с краёв бантиками, посыпались на пол. Они упали неслышно в общем гуле и треске, рассыпались так вызывающе-горько по кафельному полу. Юрий смотрел ошалело. Аня заплакала, закрывшись концом шали. Ударило ещё где-то вдалеке несколько раз, но на это уже никто не отреагировал. Вошла Мария Николаевна.
- Все живы? - Громко крикнула она и, окинув взглядом кухню, выбоину, улицу и заледеневшую Ольгу, заведующая поняла всё сразу без объяснений и расспросов.
- Убери тут, - попросила она Аню, и повела Ольгу к выходу, с силой обхватив её, чтобы удержать если что.
Аня, продолжая всхлипывать, убрала конфеты обратно в шкаф и показала Юрию на бочок с водой:
- Не носи, сейчас ребятишек обратно в спальни переведем.
Утром, сдав ночное дежурство, уже совсем обессиленные Юрий Алексеевич с Анютой пошли домой. Анюта была свободна до вечера. Добрались они быстро. В комнате было холодно, пахло сыростью. Топить пришлось тем, что имелось: книгами и табуретом. Анюта чуть не плакала, видя, как пламя с трудом ползло по последнему томику Пушкина, это все, что оставалось из книг.
Физик сидел на корточках у печурки, Анюта завернулась в шаль на диванчике. Физик хотел спросить, какой её любимый фильм, но осёкся – какие фильмы – сорок второй на дворе. Поэтому спросил:
- Какая твоя любимая книга?
- «Как закалялась сталь», - отрешенно ответила Аня.
Он усмехнулся:
- Кто б сомневался. У вас у всех она любимая…
- Почему ты так говоришь, как будто смеёшься? - Уже более серьезно уточнила она.
- Нет, нет, - заоправдывался он, почувствовав, что действительно придал своей фразе некий сарказм, - просто в ваше время все любили этот роман, он ведь про революцию, героев…
- А тебе разве не нравится эта книга?
- Да… - физик немного смешался, - я, если честно, не читал…
- Не читал, а рассуждаешь! – Вспыхнула Анюта, - как же так можно. Ты же не знаешь, о чём там написано!
